знаю, тебе — виднее. Как мне представляется — как-то много их у тебя стало. Вот и не можешь разобраться, как быть.

— М-да… восточная женщина — мудрая женщина! — прошептал Косов.

— Не подлизывайся. Открывай глаза, вот… лечить тебя буду!

Иван открыл глаза.

Фатьма стояла перед ним в том недлинном халатике, который он ей подарил. Полы — чуть ниже середины бедра. Стройные смуглые ножки. Поясок подчеркивает тонкую талию. Низкий запАх приоткрывает полную грудь.

«И прическа сделана! Ух, какая женщина!».

— Вот… я тут красного вина развела, с приправами. Выпей, станет легче. Потом — кушать будешь. Я хаш приготовила.

Косов сглотнул слюну — «Хаш!».

— Хаш… это же не Ваше блюдо?

— Ну и что? Если оно вкусное, и в таком деле помогает. Почему нет?

Глиняная кружка прохладная, тяжелая такая… Полная. Вино красное, полусухое, чуть разбавлено, слабенькое — чтобы сразу не «окосеть» «на старые дрожжи».

«Ох же ж! Ну ведь не может быть так хорошо? Как оно… вниз-то упало! И горло, и рот царапать сразу перестало. Смочило винцо! И в животе приятно стало, чуть успокоились там… каки всякие! И голова… вроде чуть полегчала! Кудесница же, эта женщина, разве нет?».

Он чуть прислушался к себе, прикрыв глаза. Потом посмотрел на женщину:

— Ты прости меня, красавица. Иногда веду себя… как свинья.

Она мотнула головой:

— Вот еще! Ничего не как свинья. У тебя был трудный период, он закончился. Ты и расслабился. Бывает!

«Так… я уже говорил, что эту женщину мне послал Аллах за неведомые заслуги? Говорил, да? И не устану повторять!».

— Вставай! Умоешься, потом поешь. Немного. Потом в баню тебя поведу, парить буду.

— А в бане…

Она засмеялась:

— Потом. Не в бане, а когда лучше себя почувствуешь.

— А вчера я…

Фатьма погладила его по голове, нежно так…

— Вчера… ох… вчера ты пытался… Но не смог. Ласкал меня… а потом уснул.

«Бля… стыдно-то как!».

Иван, отфыркиваясь, умылся. Тщательно почистил зубы. Попытался принюхаться к себе:

«Воняет, поди, от меня… Как от того козла!».

Он сидел за столом, жадно глотал горячий, острый и такой классный хаш. Оживал буквально на глазах.

— Давай еще немного вина налью, да? — спросила его подруга.

— Только разбавь, как ты сделала…

В бане было… Хорошо! Отстегала Фатьма его изрядно. Даже как бы — не в отместку за все его… проделки. И это тоже было — хорошо! Но сама ни раздеваться, ни мыться не стала. Хотя и халатик ее намок, облепил тело.

— Я уже с утра вымылась, пока ты спал, а я баню топила. Говорю же — не понимаю я Вас, русских. В такой жаре себя веником хлестать…

Он подхватил ее в предбаннике за попу, поднял перед собой, прижал крепко. Поцеловал. Посмотрел в глаза:

— Знаешь… я, наверное, все-таки тебя люблю! Нельзя не любить тебя, такую — красивую, заботливую, терпеливую…

— Нет, Ваня! Это в тебе сейчас благодарность говорит, а не любовь.

— Ты не права! И благодарность тоже… Но что-то и большее есть внутри. Только вот… ущербный я какой-то. Не могу любить одну женщину. Точнее — любить, наверное, могу. Только вот верным быть… не получается. Я и других хочу тоже. Вот пока ты рядом — и мне никого больше не надо. А только… нет тебя рядом — и я сразу и на других внимание обращаю.

В доме он постарался исправить свой вчерашний конфуз. Сильно старался, и, похоже, женщина осталась довольна.

«А действительно — чего это я вчера так надрался-то? Почти год здесь, и употреблять доводилось. Но вот как вчера… Вот тогда, с Зиной — тоже было… Но вчера все же — сильнее! Это… Лиза мне так… далась? Не знаю, даже думать в ту сторону не хочу!».

Странно все-таки получилось. Вот уже дважды ему приходилось расставаться с женщинами здесь. С Верой, потом — с Зиной. И что? Да все не так! С Верой — там просто сожаление было, от расставания с привычной и опытной партнершей. С Зиной… с той было и хорошо, и прикольно временами. Тоже — просто некая благодарность за приятные мгновения. Но так… тягостно — не было, ни в том, ни в другом случае.

— Слушай… А я вчера ничего такого… не натворил? А то последние час-полтора — как из жизни выкинул.

Подруга засмеялась, подняв голову от его груди:

— Да ничего такого… плохого не было. Резвился, конечно, но довольно безобидно. Все пытался девчонок-танцовщиц какому-то танцу научить. Не помню названия. Ламба… или ламда. Как-то так. Похоже, что очень нескромный танец. Сам что ли придумал? Признайся!

— М-да… А почему девчонок, а не — девчонку? Их всего трое было. Одна — с парнем со своим. Вторая — подружка Калошина. Одна же остается?

Фатьма опять засмеялась:

— Ах вон оно чего! А я все не понимала, чего это Игорек так на тебя косится, да все мне какие-то намеки делает!

— Да? А ты что?

— А я? Я смеялась и делала вид, что не понимаю.

— Ага… а еще что было?

— Ну-у-у… о чем-то все нашептывал Ленке на ушко, а та хихикала, да щурилась довольно, как кошка! Вы там вообще все… ну почти все, вокруг нее круги наматывали. Даже этот… старичок, забавный такой! И тот ей все руки целовал, да сожалел о чем-то. А ты этого старичка почему-то все дядей Зямой называл.

— А с Риткой?

— А с Риткой ты, Ваня, целовался взасос за ширмами. Уже в самом конце! Откуда я тебя и извлекла, и в автобус утащила.

«Значит не приснилось!».

— А мы с ней там… ничего такого?

Подруга расхохоталась:

— Да что Вы уже могли сделать? Раздеться, разве что? Она и сама уже была… чуть теплая! Когда я тебя от нее забрала, она все шипела, да повторяла, что, мол, Фатя, я тебе это припомню. Хотя я сомневаюсь, что она сама сегодня это вспомнит. Ее Лена увела. Там какой-то ухажер Завадской появился. В чинах мужчина, в кожаном пальто, да на «эмке».

«Вот опять этот персонаж… на «эмке». Никак — какой «энкавэдэшник» в чинах? Как бы это… не «аукнулось»!».

— А больше ни к кому не приставал?

— Так, а там больше никого и не было. Ну, еще Ваш директор с женой. Или подругой, я не знаю. С ним Вы больше спорили. Он, кстати, тоже — поднаелся. Такой забавный был!

«Ага! Не святой Илья! Вовсе не святой!».

«А больше никого не было… То есть — ни Лиды, ни Лизы. Ни Вари. Ну, с последней-то — бог